Оформление
    Фон черный. Тело форума серое, светлее нынешнего. Текст темно-серый и черный. Ссылки красные/бардовые.
  На шапке - город, на переднем плане волк с цепью, плюс пятна крови.

Часть волков безумна: они раздражительны, агрессивны.
Другие нормальны. В городе обитают две стаи, третья - в лесу. + полно одиночек.

Нынешний сюжет в разработке

Вид и свойство цветка
Общие данные:
Black Volchar - Черный Вóлчар или Черная Вóлчарь, также известен как Волчье безумие. Является сорняковым цветком. Имеет сходство с ирисами и розами, но в конкретный вид не выделен. Доселе неизвестен, также непонятно каким образом он вообще появился.
Корневая система размножения.
Вид:
Высокий стебель средней толщины, довольно плотный, но гибкий. Видны красноватые прожилки. Имеются недлинные шипы, с красными кончиками. Некоторое время шипы считались ядовитыми, но это ошибка.
Листья узкие, длинные.
Соцветие напоминает ирис. Шесть лепестков - три крупных и три поменьше.
Окрас специфический - черный цветок с синим отливом, Внутренние, меньшие лепестки имеют узор, образующий желтый круг. Если смотреть сверху немного напоминает волчий глаз.
Свойства:
На всех псовых оказывает наркотическое воздействие, вызывает привыкание. Животные, как правило, труться о цветок, стараясь изваляться в запахе, лепестки могут употребляться в пищу. Спустя 3-7 часов зверь становится более раздражительным, усиливается агрессия.
Примечательно: обильное и неконтролируемое выделение слюны, широко открытые глаза с маленьким зрачком.
На остальных животных действует как стимулятор, повышая активность. На время увиличиваются возможности - в частности физические (скорость, сила). Но действие временное. При долгом и частом употреблении вызывает ускоренное старение организма (кроме псовых).

Привет

СПИСОК СТАИ КРАСНОГО СОЛНЦА

Гюрза

острыми зубами. Меж ними покоится розовый широкий и длинный язык. Мочка носа черная с коричневатым оттенком, не выделяется размерами, средняя по величине, носы бывают и крупнее. Но едва ли это сказывается на моем нюхе. Собственно сама морда напоминает скорее морду рыжего волка, нежели буффалского - она длиннее и изящнее, разве что небольшая горбинка, да пара шрамов могут слегка испортить впечатление. Цвет глаз я определяю как светло-ореховый: бледные, коричневато-зеленые со всполохами желтизны около зрачка. Чуть раскосые, широко и косо посаженные, они делают мою морду ехидной и даже дерзкой, а взгляд становится тяжелым и резким. Лоб у меня высокий, скулы слегка выдаются, что присуще больше буффалцу. И уши у меня от отца - близко и высоко посаженные, большие, треугольные и сильно скругленные на концах. Затылок короткий и прямой, плавно перходящий в крепкую, недлинную шею.
Теперь, думаю, внимание следует уделить шкуре. Шерсть у меня густая благодаря подшерстку, но не особо длинная, за редким исключением. Баки пышные, но не сказать, что самые густые, а летом и вовсе редеют. Косматая, полудлинная, мягкая шерсть покрывает всю шею, брюхо и "шаровары", но на загривке появляются вкрапления удлиненных, жестких остевых волосков, образующих нечто вроде коротеой гртвы, теряющейся где-то на середине спины в прядях густой шерсти. на хвосте шерсть удлинняется по низу к концу. На ногах несколько длинных волосков на локтях и задней линии пястей.

Общую картину густоты шерсти портят несколько кривых росчерков шрамов на груди, плечах морде и спине.
Окрас не особо примечателен, разве что светлого очень мало. Конечности, аккуратная обводка вокруг глаз, уши и низ хвоста желтовато-рыжие, зимой светлеют. Остальной покров серовато-сизый, с желтым размывом на плечах, боках и "штанах". Спина темнеет, местами и вовсе встречаются черные пряди. Обводка губ ивибрисы черные, подбородок до середины темный, но скорее шоколадный. Вокруг глаз ьемные размытые очки. Шерсть на горле и брюхе светлее, напоминает цвет топленого молока, того же цвета почти ровное кольцо от холки до середины спины.
В целом - внешность у меня далеко не самая примечательная. Вот только глаза мои пусты и холодны, как лютые февральские морозы, да походка чуть скачущая, а точне ковыляющая.
Голос хриплый, грудной и довольно низкий для самки, хотя до самцов мне далеко.

Начну издалека. Я осторожный зверь. Пожалуй даже слишком осторожный. Впрочем, нельзя назвать меня медлительной. Когда мать давала мне имя, она не задумывалась, как оно повлияет на меня. Но я не зря зовусь Гюрзой. Несмотря на то, что я калека, я быстрая и стремительная, насколько это возможно с моим недостатком. Быстро бегать я не могу, поэтому я предпочитаю рыбачить и в совершенстве это делаю. Но я не прочь отобрать добычу у какого-нибудь койота, шакала или лисицы. В весеннее время я спокойно могу сожрать чье-нибудь потомство, даже волчат. Но для меня это способ выжить. Тем более что я не сочувствую другим волчицам по ряду обстоятельств.
Хладнокровие - это основная моя черта. Она бесит многих других, и она является моим главным оружием. Я спокойна в любой ситуации и многие считают, что я утратила волю к жизни, но они ошибаются. Да, глаза мои пусты, да, я спокойно перегрызу глотку тому, кого называла другом, но только если этого потребуют обстоятельства. Во мне живет гордый, свободолюбивый дух, и умирать я не собираюсь, хотя смерти не боюсь. Еще я упрямая и целеустремленная особа, если я решила что-то сделать, то никакая сила не сможет меня остановить.
Бесспорно, я умна, и это не хвастовство. Под маской безразличия и пустоты прячется внимательный, опасный хищник. Я азартна, но это весьма своеобразное чувство - азарт охоты, игры с кем-то в кошки-мышки, вот только моя роль - кошка. Я всегда подмечаю разнообразные детали, анализирую и принимаю наиболее верное для меня решение. Меня часто считают кровожадной - ничего личного, для меня жизнь игра и я успела испытать на своей шкуре что бывает, если показать слабость. В драках я отличаюсь особой свирепостью: атакую яростно, стремительно, вгрызаясь в противника не жалея себя. Поэтому особ, задирающих меня в стае не много.
Про меня говорят, что я не умею веселиться. Другие говорят, что я не понимаю шуток. Третьи вообще считают меня немой, а все потому, что я предпочитаю невербальное общение: мимика, жесты, звуки и запахи порой говорят больше, чем речь. И я молчу, редко открывая рот. Когда же я говорю, моя грубая, язвительная и дерзкая натура берет свое, и многие жалеют, что затеяли разговор.
Вывести меня из себя удается редко, мое хладнокровие давит обиду и злость, оставля поток чистых, отфильтрованных мыслей. Но не стоит пренебрегать моим равнодушием - я отомщу при первой же возможности. Подло? Возможно, но мне все равно, что обо мне будут думать.
В моей жизни был волк, который был дорог мне, и он знал меня нежной и ласковой волчицей. Но мои чувства к нему не были полными - свою судьбу я еще не втретила, и кому знать, как я поведу себя? Были у меня и волчата, и я была нежной и любящей матерью. Но случай отнял их, посеяв в сердце моем пустоту и злобу. Однако я знаю, что следующий выводок будет для меня значить не меньше, и горе тому, кто посмеет покуситься на тех, кто дорог моему сердцу.
Мало тех, кого я могу назвать друзьями, и большенство из них ничего не значат для меня, и не удивляйтесь, если я сама вспорю их глотки. Но есть те, кого я буду оберегать до последней капли крови, ибо в них я уверенна. Отношения с членами стаи у меня довольно резкие: из-за своего недостатка я опущенна до омеги, но смириться с этим я не могу - слишком бурная во мне течет кровь. Чтобы не грубить тем, кто выше по рангу, я стараюсь отдаляться от стаи. Омеги делают стаю спокойнее, но для этого омегой нужно родиться, и я не способствую хорошему настроению стаи.

Детство мое ничем не выделялось и большую часть своей жизни я опущу. Но почему же меня назвали Гюозой? В том году мать всем давала змеинные имена. Первый волчонок, мой старший брат, был назван Полозом. Сестра, что родилась второй - Гадюкой, а близнецы - Уж и Удав.  Я родилась последней и стала Гюрзой. Самая маленькая, слабая, именно я почему-то была любимицей отца. Это бесило Полоза и вся старшая братия осложняла мою жизнь. Вот только глупые братья не догадывались,  что этим они делают меня сильнее. Я быстрее них привыкала к лишениям жизни, и когда наступили холода и пришел Голод, выжили Полоз, как самый сильный, и я, как самая приспособленная.
В те времена я была быстрой, стремительной, ловкой волчицей, и полностью оправдывала свое имя. Когда нам с братом минуло два с половиной года, он перестал меня задирать, будто бы только повзрослел, а мне стал оказывать знаки внимания Лхор. Мы и раньше общались, но никогда раньше мысль о волке так не будоражила мою кровь. Тем более,  что он был бетой. Приближался гон. Не стану вдаваться в подробности, но драки за волчиц были и не раз. Правд вожак запретил заводить потомство в том году, но у меня не было желания подчиняться и, наперекор альфа-паре, я тоже понесла. Лхора, как и меня саму, не заботило мнение альф, мы могли покинуть стаю и создать свою, если бы потребовалось, и вожак не рискнул потерять своего бету. Однако альфа-самка постаралась сделать все, чтобы моя жизнь стала невыносимой. На последней неделе я была раздражительной, резкой и очень грубой, но Лхор терпел. Увы, он не видел своих волчат - за три дня до их рождения, лось проломил ему голову тяжелым копытом. По Лхору горевала вся стая, он был хорошим бетой. Не буду говорить, что мне было тяжелее всех, потому что ад начался потом.
Когда волчата появились на свет, все мои мысли были отброшены прочь. Четыре маленьких комочка стали для меня всем. Но альфа-самка, родившая на день раньше меня, совсем осатанела. Когда стая вместе добывала еду и приносила ее к гнездовью, мне запрещено было приближаться. Те, кто охотились сами, иногда приносили мне еды, но этого было мало. И однажды я решилась на охоту. Она была удачной и я возвращалась с небольшим олененком в зубах, но в лагере меня поджила беда. Альфа с гордым видом сидела у своей норы, а в середине поляны лежали четыре обездвиженных комочка. Выронив добычу, я подбежала к детям. Горе матери, потерявшей детей, описать невозможно. Я бродила кругами, поскуливая и подвывая, облизывала безжизненные тела и тыкал их носом. Один малыш подавал признаки жизни. Аккуратно подхватив его, я унесла его в логово. Туда же я унесла свою добычу. Я лежала, высунув голову из норы, и стоило кому-то приблизится к моим мертвым детям, яростный оскал и рычание заставляли их оступить прочь. Но потом я вернулась к еще живому волчонку, стараясь всеми силами поддержать в малыше жизнь. Позже, когда я высунула морду из норы, мертвых малышей не было.
С рассветом следующего дня я покинула стаю, прихватив сына. Не помню, сколько я бродила, прежде чем оказалась далеко от родных мест. В течение следующих дней я делала все, чтобы мой сын выжил. К счастью, мне это удалось, но когда ему было три месяца, я передала его молодой волчице-кочевнице, она могла позаботится о нем лучше меня. Я же вернулась на родгые земли, преисполненная ненависти.
Мне удалось остаться незамеченной довольно долгое время, а потом, как нив чем ни бывало, я присоединилась к стае. Многие приняли меня хорошо, разве что альфа бесилась. Я не долго поджидала удобного случая, напав на волчат альфы при ней. Вот только она не успела ничего сделать - мои клыки с легкотью и стремительростью вскрывали артерию на горле одного и переходили к другому. Я оставила ей одного, полуживого, изуродованного сына, как когда-то она мне. А потом исчезла с территорий стаи, не собираясь больше там появляться.
Я очень хотела быть с сыном, но кочевница воспитала бы его лучше, и я не искала с ними встречи. Но мысли о нем подвели меня той зимой.
Я бежала за зайцем, косой петлял, но я догоняла его, когда раздался щкелчок, меня что-то дернуло за заднюю ногу и повалило в снег, а спустя мгновение  лапу пронзила острая боль. Взвизгнув я вскочила, отчаянно рванувшись, но снова повалилась в снег. Я каталась грызла железо челюстей капкана, державшего мою заднюю лапу, хватала зубами цепь и в щепки грызла бревно, к которому она была прикована. Но это не помогало освободить мою лапу. К ночи снег вокруг окрасился красным и начал приобретать бурый оттенок. Я затихла, облизывая раненную ногу. На рассвете чуткие уши уловили далекий собачий лай. Становиться добычей охотника я не собиралась. На миг зажмурившись, я вспомнила, что говорили мне старшие волки в детстве. Клыки вонзились в ногу, я старалась думать о чем угодно, только не о боли. Когда к лаю собак примешались голоса двуногих, я справилась наконец с задачей и поковыляла прочь на трех лапах. Уставшая, измученная, оставляя за собой кровавый след, я дошла до реки, и некоторое время дигалась в обжигающе-холодной воде, стараясь сбить охотников со следа, если они шли за мной. Потом я отключилась где-то на берегу.
Очнуласья в тепле. Кругом пахло человеком. Вскочив, я тт же повалилась в сено. Краткий осмотр показал, что я в сарае, лапа замотана трпкой, которую я быстро сорвала. На полу стояла глиняная миска с водой, рядом лежал кусок мяса. Не задумываясь, я съела угощение, почему-то горькое, и выпила воду. Облизав огрызок лапы, я забралась на сеновал и выскочила через небольшое окно. Мне вслед раздались вопли человека, но я быстро уковыляла в лес. Не знаю, сколько я была у людей и что делали с моей лапой, но она все реже кровоточила и все лучше заживала. Я бродила вокруг домика, иногда натыкаясь на куски мяса. Они неизбежно горчили, но что бы в них не было, это не было отравой, и лапа хорошо заживала, не воспалялась. Хорошо, что была зима, иначе мухи наверняка обжили бы мою покалеченную ногу. К весне я уже привыкла и начала  двигаться лучше и резвее, окончательно покинув сторожку.
Случай привел меня в Валь-Каше. Не знаю, как там оказался мой брат. Но если бы не Полоз, мне ни за что не удалось примкнуть к стае. А теперь я среди них, опущенная до омеги. По крайней мере с братом у нас теперь неплохие отношения. Вот только политика альф меня не устраивает совсем, и если удастся покинуть стаю и примкнутьк другой, я буду первой, кто это сделает.

СОБЫТИЕ ПЕРВОЕ.
Часть 1. Переворот
Уже год стаей правит Шахрал. Молодой, амбициозный волк был бы хорошим вожаком, если бы с детства ему не промыли мозги родители. И молодой волк оказался одним из самых деспотичных вожаков Валь-Каше.
Зима медленно вступила в свои права, лениво, но неумолимо укутав долину снежным покрывалом. Появились первые признаки Голода, что каждую зиму терзает стаю. Волки сбились с лап в поисках пропитания, но сил стаи не хватает - недавняя стычка с медведицей унесла слишком много жизней, а альфа даже не пытается помочь своим волкам. Не было давно и свежей крови, волки размножаются исключительно в кругу своей семьи, стая мельчает. Поэтому, когда на патрульные натыкаются на пару одиночек, желающих примкнуть к стае, они отбрасывают прочь сомнения и ведут одиночек к Шахралу. Но вожак приходит в ярость. Он приказывает убить незнакомцев и, если стая настолько голодна, съесть их. Однако никто не торопится исполнять приказ вожака, и Шахрал сам кидается на пришлых. Но ему мешают волки его же стаи и одиночкам удается уйти. Шахрал в бешенстве.

Я не долго поджидала удобного случая, напав на волчат альфы при ней. Вот только она не успела ничего сделать - мои клыки с легкотью и стремительростью вскрывали артерию на горле одного и переходили к другому. Я оставила ей одного, полуживого, изуродованного сына, как когда-то она мне. А потом исчезла с территорий стаи, не собираясь больше там появляться.
Я очень хотела быть с сыном, но кочевница воспитала бы его лучше, и я не искала с ними встречи. Но мысли о нем подвели меня той зимой.
Я бежала за зайцем, косой петлял, но я догоняла его, когда раздался щкелчок, меня что-то дернуло за заднюю ногу и повалило в снег, а спустя мгновение  лапу пронзила острая боль. Взвизгнув я вскочила, отчаянно рванувшись, но снова повалилась в снег. Я каталась грызла железо челюстей капкана, державшего мою заднюю лапу, хватала зубами цепь и в щепки грызла бревно, к которому она была прикована. Но это не помогало освободить мою лапу. К ночи снег вокруг окрасился красным и начал приобретать бурый оттенок. Я затихла, облизывая раненную ногу. На рассвете чуткие уши уловили далекий собачий лай. Становиться добычей охотника я не собиралась. На миг зажмурившись, я вспомнила, что говорили мне старшие волки в детстве. Клыки вонзились в ногу, я старалась думать о чем угодно, только не о боли. Когда к лаю собак примешались голоса двуногих, я справилась наконец с задачей и поковыляла прочь на трех лапах. Уставшая, измученная, оставляя за собой кровавый след, я дошла до реки, и некоторое время дигалась в обжигающе-холодной воде, стараясь сбить охотников со следа, если они шли за мной. Потом я отключилась где-то на берегу.
Очнуласья в тепле. Кругом пахло человеком. Вскочив, я тт же повалилась в сено. Краткий осмотр показал, что я в сарае, лапа замотана трпкой, которую я быстро сорвала. На полу стояла глиняная миска с водой, рядом лежал кусок мяса. Не задумываясь, я съела угощение, почему-то горькое, и выпила воду. Облизав огрызок лапы, я забралась на сеновал и выскочила через небольшое окно. Мне вслед раздались вопли человека, но я быстро уковыляла в лес. Не знаю, сколько я была у людей и что делали с моей лапой, но она все реже кровоточила и все лучше заживала. Я бродила вокруг домика, иногда натыкаясь на куски мяса. Они неизбежно горчили, но что бы в них не было, это не было отравой, и лапа хорошо заживала, не воспалялась. Хорошо, что была зима, иначе мухи наверняка обжили бы мою покалеченную ногу. К весне я уже привыкла и начала  двигаться лучше и резвее, окончательно покинув сторожку.
Случай привел меня в Валь-Каше. Не знаю, как там оказался мой брат. Но если бы не Полоз, мне ни за что не удалось примкнуть к стае. А теперь я среди них, опущенная до омеги. По крайней мере с братом у нас теперь неплохие отношения. Вот только политика альф меня не устраивает совсем, и если удастся покинуть стаю и примкнутьк другой, я буду первой, кто это сделает.

Когда я приблизилась, перепалка, а в том, что была перепалка, я не сомнивалась- воздух буквально трещал от напряжения, закончилась и самцы решили поиграть в гляделки. Пока я грызла свое яблоко, они продолжали смотреть друг на друга. В том, что меня заметили, я не сомневалась, и мне было любопытно, как они отреагируют и кто первым отведет взгдяд. Нервы не выдержали у светлошкурого самца. Он резко взмыл в воздух, явно собираясь на меня бросится. Но моя морда не выражала ровным счетом ничего, разве что левая бровь чуть заметно приподнялась, словно в легком недоумении. Я могла отойти и позволить белому пропохать носом землю, а то и врезаться в дерево за моей спиной. Всего маленький шаг в сторону и... Но я предпочла остаться на месте, и лишь ореховые глаза мои зловеще сверкнули. В тот момент, когд белые лапы ткнули меня в грудь, опрокидывая на спину, я изогнулась и совершила стремительный выпад (Гюрза я в конце  концов, или нет?). Мы взметнули тучу снега. Не было катаний по земле и отчаяной грызни, просто я оказалась распростертой под самцом, на спине, упираясь передними лапами в его грудь, а задней - в пах и его черный "товарищ" имел счастье лицезреть огрызок лапы. А вот мои челюсти сомкнуты были на его шее  у самой груди. До вен и артерии я не дотягивалась, однако стоило сжать челюсти посильнее, и белый будет задыхаться. Мои челюсти легко крушили кости, моя лапа тому свидетель, но я преднамеренно не сжимала достаточно сильно, но держала крепко, и вырваться ему в любом случае не удастся. Он должен был понимать всю нелепость нашего положения, ведь сам он мог дотнуться разве что до затылка или загривка, или упереться лапой мне в шею, но тогда и я сомкну зубы во всю силу.
Будь там не я, или я но прежняя, я бы смеялась. Но сейчас морда моя была совершенно бесстрастной, а глаза не выражали  ни единой эмоции и были пусты, словно стеклянные. В душе я чувствовала легкое презрение к волку, который посмел кинуться на калеку, да еще оказался настолько глуп, что открыл в прыжке шею и грудь. В то же время меня переполнял триумф: большой белый волк оказался в плену зубов слабой трехногой волчицы. То-то черый сейчас позабавится, не удивлюсь, если он захлебнется от смеха, самцы - они такие. Кстати о нем. Совершенно не хотелось, чтобы он вонзал зубы в МОЕГО противника со спины. Они явно не лучшие друзья, и я не удивлюсь подлости с его стороны. Но это мой волк, мой противник. Я сжал зубы чуть сильнее, слегка сдавливая трахею, чтобы самцу стало труднее дышать. Не достаточно, чтобы он начал задыхаться, но достаточно, чтобы ему стало больно. В то же время это была игра, и какой бы пустой не  была моя морда и мои глаза, запах своегоазарта ощутила даже я. Я затавлю этого громилу заскулить прежде чем отпущу. Одно поскуливание - и он свободен, будет знать, как бросаться на калеку. Хладнокровие не позволяло в душе закипать ярости, но я предостерегающе зарычала, глянув в глаза черношкурому. "Мой!" - говорил мой взгляд. Самец был тяжелее меня, и на всякий случай я посильнее уперлась когтистой лапой в незащищенный пах самца, и наконец смогла упереться острыми обломками костей на левой лапе ему в живот. В пустых глазах на миг мелькнул азарт, вновь стремительно сменившийся пустотой. Но запах выдавал меня с головой. Не страх не злость и не раздражение, только азарт.

Часть I.
Хаос Вселенной стремителен и бесконечен. И непредсказуем. То там, то здесь вспыхивала энергия. Иногда она материлизовалась во что-то, или в кого-то, но чаще вспышки поглащались мраком.
Он явился из очередной вспышки. И принял образ могучего светло-серого волка с яркими желтыми глазами и огромными светлыми крыльями. Имя ему было Адонай. Он блуждал по вселенной, знакомясь со звездами и мирами. А потом ему захотелось создать свой мир. Но Адонай понимал, что в одиночку это невозможно. Терпеливый волк принялся изучать Вселенную. Стрмитнльная, изменчивая, она оказалась поддатливой и вскоре явился Люцифер - брат Адонаю. Волки были похожи, словно зеркальное отображение, но если Адонай был светло-серым, то Люцифер был темно-бурым, а глаза его отливали неестественно синим. Братья были равны по силе и принялись создавать мир на равных. Земля, созданная ими, стала называться Лахеей. Она была плоской, в отличии от планет, но волки остались довольны. Прекрасные сады наполняли ее, дикие леса покрывали даже высокие горы, этот мир был идеальным для волков. Тем более что в нем не было людей.  Оба брата сразу решили, что людей не будет в их мире, но стали населять свое творение теми, кого видели в других мирах.
Чтобы легче им было следить за порядками на Лахее, братья решили создать себе помощников. Адонай вновь призвал силы вселенной и создал себе сыновей. То были пятеро светлошкурых волков: Уриил, властвующий над небесными светилами; Рафаил, властитель мысли смерного и его исцелитель; Рагуил, подвергающий наказаниям; Михаил, главный Архангел; Гавриил, страж рая и начальник над духами, оказывающими помощь смертным; и две волчицы: Габриэль, мать всех ангелов, властительница чувств и Сариэль, начальница над душами, соблазняющая их на грехи. Люцифер создал себе меньшее количество детей. Его помощниками стали четверо волков: Асмодей, Аваддон, Веллиал и Вельзевул; и одна волчица - Астарота. Сила помощников Люцифера осталась скрыта от Адоная, но тот лишь посмеивался. Сильнейшими из вторых после создателей, коих стали называть Архангелами, были Вельзевул и Михаил, и оба ненавидили друг друга, но семя раздора породила волчица из смертных...

Первые смертные волки были наделены крыльями. Созданные по образу и подобию Создателей мира, они были прекрасны и послушны воле своих богов. Но уже их дети стали слишком горды.
Лилит была даже не дочерью первой волчицы, а внучкой. Прекрасная, огненно-рыжая, с задорным характером. Она покорила сердца троих архангелов: Михаила, Вельзевул и Асмодея. Но пока двое первых и равнх по силе пытались разобраться меж собой, волчица спуталась с Асмодеем. Легкий, ветренный характер пустил волчицу дальше и вскоре Лилит стала водится с каждым вторым. Ее братья и сестры все чаще пытались взлететь выше, туда, где обитали Создатели и Архангелы, и вели все более неуважительные речи о Создателях. И разгневанный Адонай решил лишить смертных крыльев. К его изумлению брат воспротивился ему. Грянула битва, и в то время тряслось само небо, изливаясь потоками ливня. Но силы братьев уже не были равны,  как раньше: Адонай многое возложил на своих помощников, а Люцифер развивался с каждым прожитым днем. Но исход поединка был предрешен иначе: сторону Адоная приняли все его архангелы, кроме Сариель, но дети ее - воплощения грехов, тоже принли сторону Первого Брата. И Люцефер был проклят всесте с детьми своими и прочими отступниками из ангельского рода. Отныне их прозвали Падшими. Архангелы были слишком сильны, но были низвергнуты с Небес, а вот ангелов-отступников лишили крыльев. Люцифер был пленен и закован в глухой пещере, тело и изломанные крылья волка были прикованы к скале толстыми стеблями божественного терновника, и только смертные могли прикоснуться к этому растению и рзорвать его, но ни один смертный не смог бы пробиться к нему, даже если бы захотел.
А потом Адонай, Архангелы и Грехи спустились на Лахею, чтобы лишить крыльев смертных. Асмодей забрал Лилит до того,  как до нее успели добраться и высшие Падшие, бывшие Архангелы и нынешние Архидемоны, дали ей часть своей силы, наделив бессмертием. Лилит не изменила своим привычкам, став демоном третьего греха - Похоти, но произвела на свет от Асмодея еще одного сильного демона, Азазеля. Он был силен почти как отец и стал первым Истинным Демоном.
Все это время Падшие мечтали вернуть  Люцифера, но разорвать терновые оковы они не могли. Но никто, в том числе и сам Второй Брат, не знал  того, что смертная волчица Сахааль принесла от самого Люцифера двоих волчат. И уж точно никто не мог знать о том, какой бедой это обернется для всего мира.

Чтобы легче им было следить за порядками на Лахее, братья решили создать себе помощников. Адонай вновь призвал силы вселенной и создал себе сыновей. То были пятеро светлошкурых волков: Уриил, властвующий над небесными светилами; Рафаил, властитель мысли смерного и его исцелитель; Рагуил, подвергающий наказаниям; Михаил, главный Архангел; Гавриил, страж рая и начальник над духами, оказывающими помощь смертным; и две волчицы: Габриэль, мать всех ангелов, властительница чувств и Сариэль, начальница над душами, соблазняющая их на грехи. Люцифер создал себе меньшее количество детей. Его помощниками стали четверо волков: Асмодей, Аваддон, Веллиал и Вельзевул; и одна волчица - Астарота. Сила помощников Люцифера осталась скрыта от Адоная, но тот лишь посмеивался. Сильнейшими из вторых после создателей, коих стали называть Архангелами, были Вельзевул и Михаил, и оба ненавидили друг друга, но семя раздора породила волчица из смертных...

Первые смертные волки были наделены крыльями. Созданные по образу и подобию Создателей мира, они были прекрасны и послушны воле своих богов. Но уже их дети стали слишком горды.
Лилит была даже не дочерью первой волчицы, а внучкой. Прекрасная, огненно-рыжая, с задорным характером. Она покорила сердца троих архангелов: Михаила, Вельзевул и Асмодея. Но пока двое первых и равнх по силе пытались разобраться меж собой, волчица спуталась с Асмодеем. Легкий, ветренный характер пустил волчицу дальше и вскоре Лилит стала водится с каждым вторым. Ее братья и сестры все чаще пытались взлететь выше, туда, где обитали Создатели и Архангелы, и вели все более неуважительные речи о Создателях. И разгневанный Адонай решил лишить смертных крыльев. К его изумлению брат воспротивился ему. Грянула битва, и в то время тряслось само небо, изливаясь потоками ливня. Но силы братьев уже не были равны,  как раньше: Адонай многое возложил на своих помощников, а Люцифер развивался с каждым прожитым днем. Но исход поединка был предрешен иначе: сторону Адоная приняли все его архангелы, кроме Сариель, но дети ее - воплощения грехов, тоже принли сторону Первого Брата. И Люцефер был проклят всесте с детьми своими и прочими отступниками из ангельского рода. Отныне их прозвали Падшими. Архангелы были слишком сильны, но были низвергнуты с Небес, а вот ангелов-отступников лишили крыльев. Люцифер был пленен и закован в глухой пещере, тело и изломанные крылья волка были прикованы к скале толстыми стеблями божественного терновника, и только смертные могли прикоснуться к этому растению и рзорвать его, но ни один смертный не смог бы пробиться к нему, даже если бы захотел.
А потом Адонай, Архангелы и Грехи спустились на Лахею, чтобы лишить крыльев смертных. Асмодей забрал Лилит до того,  как до нее успели добраться и высшие Падшие, бывшие Архангелы и нынешние Архидемоны, дали ей часть своей силы, наделив бессмертием. Лилит не изменила своим привычкам, став демоном третьего греха - Похоти, но произвела на свет от Асмодея еще одного сильного демона, Азазеля. Он был силен почти как отец и стал первым Истинным Демоном.
Все это время Падшие мечтали вернуть  Люцифера, но разорвать терновые оковы они не могли. Но никто, в том числе и сам Второй Брат, не знал  того, что смертная волчица Сахааль принесла от самого Люцифера двоих волчат. И уж точно никто не мог знать о том, какой бедой это обернется для всего мира.

как раньше: Адонай многое возложил на своих помощников, а Люцифер развивался с каждым прожитым днем. Но исход поединка был предрешен иначе: сторону Адоная приняли все его архангелы, кроме Сариель, но дети ее - воплощения грехов, тоже принли сторону Первого Брата. И Люцефер был проклят всесте с детьми своими и прочими отступниками из ангельского рода. Отныне их прозвали Падшими. Архангелы были слишком сильны, но были низвергнуты с Небес, а вот ангелов-отступников лишили крыльев. Люцифер был пленен и закован в глухой пещере, тело и изломанные крылья волка были прикованы к скале толстыми стеблями божественного терновника, и только смертные могли прикоснуться к этому растению и рзорвать его, но ни один смертный не смог бы пробиться к нему, даже если бы захотел.
А потом Адонай, Архангелы и Грехи спустились на Лахею, чтобы лишить крыльев смертных. Асмодей забрал Лилит до того,  как до нее успели добраться и высшие Падшие, бывшие Архангелы и нынешние Архидемоны, дали ей часть своей силы, наделив бессмертием. Лилит не изменила своим привычкам, став демоном третьего греха - Похоти, но произвела на свет от Асмодея еще одного сильного демона, Азазеля. Он был силен почти как отец и стал первым Истинным Демоном.
Все это время Падшие мечтали вернуть  Люцифера, но разорвать терновые оковы они не могли. Но никто, в том числе и сам Второй Брат, не знал  того, что смертная волчица Сахааль принесла от самого Люцифера двоих волчат. И уж точно никто не мог знать о том, какой бедой это обернется для всего мира.

Тиа относилась к своим вынужденным встречам с Азазелем настороженно и бесилась на Демона. Азазель же старался аккуратно выведать некоторые моменты ее прошлого. Не раскрывая пока своих планов, он старался понять, сможет ли Тиамиресса, в которой текла кровь смертной, разорвать путы, сковывающие Люцифера. Однако он опасался, что она может ненавидеть его так же, как ненавидит Демонов и Ангелов. Все перевернулось, когда  Азазель случайно спас Абигора.
Нефелимы хотят летать. И чтобы не напугать своим видом смертных и не раскрыться перед Ангелами, они делали это скрытно, даже не раскрывая своей силы - только крылья. Но так вышло, что в тот момент, когда Абигор снял морок, короткую вспышку энергии, похожей на энергию Люцифера, зесекли Азазель и группа карателей. Демон решил, что это Тиа, он не знал про Абигора, и выбрался туда как раз вовремя: один из Ангелов пытался прокусить нефилиму крыло, другие пытались хотя бы подобраться ближе. Но Абигор, даже не пользуясь силой, был силен.И все же, численный перевес был на стороне Ангелов. Не пытаясь разобраться, Азазель рванул на подкрепление нефилиму. Почуяв энергию сильного Демона, каратели быстренько ретировались. Абигор же принялся благодарить Демона. Азазель, догадавшись, что перед ним брат Тиами, очень уж они были похожи, пришел в восторг. Гордая волчица ему нравилась, но ее непрошибаемость угнетали Демона. Абигор же с готовностью поведал Азазелю все, что мог о своей сестре. Тиа появилась перед рассветом и была крайне озадачена, увидив брата, мило болтающего с Демоном. Впрочем, когда она узнала, что тот спас нефилима, то слегка смягчила свое отношение к Азазелю. Тот, уже зная, что она не винит ни в чем отца, предложил обоим нефилимам попытку его освобождения. Близнецы с готовностью согласились.
Азазель привел их в темницу Люцифера. К путам он прикоснуться не мог. А вот нефилимы смогли. Правда разорвать терновые путы они смогли не сразу, и, наверное, будь Тиамиресса одна, Люцифер так и остался бы прикованным на века в пещере. Но близнецы справились. Подхватив бесчувственного Второго Брата, нефелимы и Демон унесли его в Мрачное подземелье. Архидемоны были, мягко говоря, в шоке;оба нефилима были приняты легко и дружески, а Люцифер был аккуратно уложен в одной из пещер Мрачного подземелья.
На Небе началась паника, едва узнали, что Люциферу удалось сбежать. Ангелы, опасаясь нападения, напали первыми. Демоны выстояли, но многие были убиты. Среди них оказался и Абигор. И когда сестра увидела, как тело брата мешком рухнуло на камни, в Тие закипел настоящий гнев. Первая ширенга ангелов просто рассыпалась прахом. Вторые рухнули с подпаленными крыльями. До третих лишь докатилась волна жара. Неизвестно, что бы еще произошло, но спустившиеся Архангелы пленили волчицу и доставили на Небо, к своему Отцу. Передать словами все, что с ней делали - невозможно; ангелы пытались узнать кто же она ьакая, пытали ее и ставили на ней опыты. В итоге, Адонаем было принто решение - лишить крыльев, иссушить силу и отправить на Лахею.
Но у Тиамирессы были иные планы. Ей успели повредить левое крыло, при чем довольно сильно, прежде, чем она добралась до края Неба и прыгнула. Ее тело впечаталось в землю, но волчица поднялась, с трудом складывая изломанные крылья, и покинула Лахею. Вот только Тиа не отправилась в Подземелья ада. Она словно исчезла.